Утро начинается либо с полного восторга, либо с полного непонимания, в каком пространстве я прибываю. И лучше бы второе, чем потом разочаровываться 24*7, не повторяясь в своих ощущениях после односерийного сна. Все забыть. Позабыть.

Все, что не читается, не пишется; и шагами по стеклу, по направлению к своему млечному пути, столкнуться с тем, кто бы смог занять места тех, кто привычно должен стоять рядом. Но не стал. И более не станет.

Депрессия, не депрессия. Тишина, за ней угрюмые восклицания и забыточные отклики, чтобы больше не видится за этими стенами. Нет ничего, чтобы привело ближе, чтобы сократило расстояние поводка, и столкнуло нас лицом к лицу, взглядом к взгляду, и ненароком оголив клыки, один из нас пропустил бы кровь другого. Нет - это, конечно, тоже лишнее.

Искать и не находить, стоять в очередях за своими эйфорическими минутами, и то - в уединении и слякоти. Бросаться на подопечных, и замолчать в один миг - чтобы больше нас ничего не связывало.

Поставить в кредо стихотворение Тютчева - молчи, решиться наконец-то со своими отступлениями и планами Б, купить витамины и снотворное. Чтобы еще чаще видеться с глубинами несознательных кадров воображения, в которых мозг не отдыхает, а задыхается, покалывает в самые темные уголки и опрокидывает меня, как таракана на спину, проницая своими попытками раздавить.

Вспомнился рассказ Кафки.

Мои ночи самые длинные, дни угрюмые, вечера пустые. Солнце не успевается показаться или спрятаться, плевать .. я его уже не замещаю под пеленой белого омута с Октября.

И кажется, что еще одна фраза, и вылетом на подиум сломаются наши ноги, зрители внимательно обсмеют нас, а мусоропровод соберет остатки тела внизу. Не понимай меня. Не люби меня. Но хоть в последние моменты не унижай и не ври. Попрощайся и иди.

@темы: письма

---

Ноябрь, который создан для укрепления почвы от холода, может разрыхлить ее, и тогда все отношения остаются в таком виде до новой смены температуры. Что-то въелось, железо опускается вниз по горлу, и эпилептические припадки учащаются .. А ты все еще не веришь мне, как обычно.

Как всегда, это окружение кажется до боли знакомым - но оно не твое, то что является твоим, временно переманивает и снова затемняется. Но этот насильственный образ дне провождения рано или поздно сойдет на нет, и тогда, неизвестно кто первый найдет себе другую сторону, южную или северную, взлетную или конечную.

Я хватаюсь за голову, понимая, что столько непоправимых вещей лежит именно на моих плечах, но второе осознание дает мне знать - что я не жалею, ни о чем. Все, что бы я не делала, ни говорила, в итоге - обиды прошлого, которые я никогда не стану обсуждать. А если и отпущу их, то отражение прояснится, но только не в этом болоте.

Удушает это состояние, измученное и практически слезное, но ничего, в него я опускалась почаще, чем ты. Может, потому что всегда оставалась ревновать, хотя к чему - непонятно. Может, потому что в итоге я все равно ни с кем не схожусь на веки, а учитывая своенравность, меня лучше вообще игнорировать. Теперь, даже тут, мне кажется что лучше бы меня не стало.

И знаешь, рано или поздно я уйду, целиком. Не стоит включать все рефлекторы раздражения, чтобы дать понять - где я, и что собой представляю, какую бурю эмоций у тебя вызываю. Ну натянулись до не могу улыбки, обещания, нету больше ничего. Нету ни какой дружбы, ты уж извини, раз это читаешь. И не так уж сложно понять, что все катится куда-то .. к черту?

Я могла притворяться слепой, а ты глухой, и тогда твои взгляды и мои слова удостоились бы взаимного понимания. Но почему-то - этого не произошло. Я ничего о тебе не знаю, ты уж извини, что так вышло, что ты тоже ничего не знаешь обо мне - уже очень давно.

Я честно, всегда очень любила тебя. Может, недостаточно старалась, ошибалась часто, не могла смириться с несочетаемостью наших характеров, не знаю .. Но кажется, что если дальше делать вид, что все лучше, чем некуда - куда мы придем?

@темы: письма

---

Life is a waterfall,
we're one in the river,
and one again after the fall.

Из года в год, если не замечаешь разницы - значит, вжился. Многие, что стали кормом для пресс-массы, назвали бы тебя везунчиком, а я скажу - ты неудачник. Не знаю, кому в этом мире веришь ты, но признаться, если не вовлекать твою наивность в суть дела - то из этих поголовных ты веришь мне.

Из всех этих сирот с открытыми ртами и зевак с дырявыми карманами и пустыми головами ты выберешь меня одну, потому что я одна такая.

На меня не падают звезды, но я если что постою за себя и распылю эти грезы-убийцы из бластера. Мне не нужны номинации под золотом на весах неба, я не знаю, что такое мечта, и для чего она создана - но ее достижение - провал, значит - она существует только ради того, чтобы с у щ е с т в о в а т ь - и является привычкой. А у меня нет привычек. И я отказываюсь от мечты.

Отказываюсь, как готова отказаться от множества других моралей, которые должны быть исчерпаны Богом.

Я люблю Бога с ублюдским убеждением, я люблю его за то, что он унижает и заставляет рубить себе головы очередным не приспособившимся - тем, кто гоняется нарисовать его пресветлый образ в нимбе с цепями по обе руки и дырой вместо сердца.

Меня не трогают верюущие, потому что вера - это слишком дегенеративное чувство, которое ведет только в одну прорубь, в которую я ни одной ногой не влезу, и никогда влезть не смогу.

Я верю лишь себе, и до конца не смогу довериться никому. А ты - ты, наверное, и в себя до конца не веришь, и в смятениях закрываешь все пути к неисповедимому, которое якобы тебя пленит.

Cause we are the ones that want to play,
always want to go,
but you never want to stay.

Только там нет ничего, ничего ценного, ничего, что принесло бы счастье или любовь, ни какой надежды или успокоения - только дрожь по зубам, от злости, что ты проделал этот долгий путь - чтобы понять - в итоге все приобретенное и осмысленное умножается на ноль и уходит в землю. А легенды об утопии - останутся легендами!

Я ломаю остальным крылья, но мои - чертовски огромны, я могу взлететь над всеми, без страха и без сомнения, моя свобода открывает Рай в быту. Знаешь ценой чему? Я не испытываю счастья. Я имею все идеальное, взамен на это угнетающее меня счастье.

Все натянутые улыбками лица передо мной в костре, которые при виде своего фанта горящего и тлеющего под волнами пламени сами сгорают заживо. Что они представляют собой, я не знаю. Но потом они решительно повышают себе статус, и меняя цвет настроения уходят в отставку.

Все эти куклы с ломаными конечностями и с болью в глазах - напоминают мне детей, годами старше или младше - их души настолько неприкасаемы, что хотелось бы вникнуть в суть, хотя бы пройдя сквозь глаза, но я кидаю их в один костер. Потому что мне оно не нужно - я не посягаю на их ничтожный мир, в нем нет места для меня.

Я не хотела расписывать какую-то философическую точку зрения, я хотела завершить новый круг нашей реальности. А если говорить конкретнее - ты и есть моя реальность. Если мои мысли имеют под собой почву, то по крайней мере твои удобрения подходят, как мне - так и тебе.

Абсолютно та же модель, казалось бы - с жестоким подходом к настоящему, с еще более безжалостным подходом к постепенному будущему. В твоем сердце огонь - который погас в глазах, что напоминают всепожирающие угли. Мои глаза синем пламенем, прожигают дыры в чьем-то понимание, и не оставляют от такого понятия, как "личность" ничего.

Я не возвышаю себя, просто у меня нет огня в сердце, которое бы меня согревало бы, я как твои глаза - сгорела вся изнутри, наслаждаясь агонией. Ты перестал видеть, а я перестала ощущать.

У меня странные радости, странные стремления, я не увенчана иконками какого-то рода девушки, чтобы определиться в жизни, я скорее агрессивный созерцатель, и мне нужно топливо, чтобы привести начало в действие. Когда я иду рядом с тобой, я не ощущаю превосходства или недостатка, я ощущаю себя равной с тобой, равной, чтобы стать одним целым, не испытывая ни какого дисбаланса или противоречия.

Я бегу от всего, что считаю этой реальностью - следовательно бегу и от тебя. И ты это знаешь. Я не хочу жить по их правилам - потому что правила - это остановка.

Я бегу прочь, сбивая прохожих, бегу по головам и телам тех, кто слабее, главное - это скорость, потому что лишь тогда к тебе начинают относиться, как к живому человеку,а ни как к животному, которое бьет по самому больному месту.

Я готова сметать и стены, совершая, казалось бы самоотверженные поступки, пытая себя морально - пытая других морально, но главное оставаться все такой же непринужденной и свободной. Потому что эта свобода пробуждает огонь.

Меня еще не сбили, меня жизнь еще не нагнала - хотя она меня уже недурно поимела, своими подарками.

Я хотела бы бежать с тобой рядом, ощущать всю прелесть этого этапа. Но я запуталась. И мне нужно время.
___________________­____________________­_______

Спустя год, сделать вывод: мы же одинаковые, прежде в это не веря - дерьмовый трюк.

Огонь внутри тебя и огонь внутри меня, чем-то напоминает одно целое - абсолютное целое.

Что же касается моих побегов - то на том весь смысл, если остановлюсь - то сломаю крылья и разобьюсь с этой высоты насмерть, и никто меня не подхватит - потому что не хватит сил удержать столько смысла, вложенного в философию одного человека.

Я бегу от тебя - потому что ты и есть моя реальность, те частицы меня,которые я сжигаю позади себя.

А что если поджечь и себя, тогда ведь огонь перестанет казаться инородным, когда я им живу и дышу.

Наши две головы набиты этими речами и проповедями - а среди близких, даже самых близких, за которых ты в жизни готов порвать с концами - все равно не находишь себя в обществе, все равно питаешь отрешенность и пагубность одиночества.

Пусть все вокруг будет в огне. Черт, как же это красиво. Безжалостно, и возвышает до небес. Спустив ад на землю. Наконец-то. Пускай все горит к чертовой матери, которая заплачет и позднее засмеется от наслаждения. Пускай все горит правдой и справедливостью. Пускай .. пускай, все сгорит в моих глазах, а ты останешься.

@темы: письма

---

Я с умным видом ухватился за перо, так маскируя своих демонов под образом Пьеро. (с)

Ветер швырял листы газет, там написали обо мне -
Как был убит, когда спешил с большим признанием к тебе.
В своём двадцатом декабре ты поджидала новый год,
Народ тонул в этих соплях и проклинал богов погод.

Мы рисовали мелом на асфальте свое ничтожное счастье. И чем же мы были не равны тому самому Богу? Не люблю когда руки красятся сухим мелком или тестом - это такой вид брезгливости - аристократический, ибо черви (как высший деликатес) и откровенные в своей красоте кишки нам ни по чем. Мы аристократия 21 века, опять же, под словом мы - скрывается незамысловатое девятилетнее я. Девятилетнее, потому что как и раньше склонялось к истине - я все еще остался где-то там.

Кстати, полный уверенности, вчера я хватался за учебники и рвался в ванную, с коронной высокомерной гримасой - отмечая, что лучше мне уже быть и не может, опять двадцать пять, но к счастью 39. И все таки в часов так девять опуская в последний раз жалюзи, восхищаюсь этим темно-синим цветом - это мой новый прикол, пока никто не спиздит. А потом я начну шить всякие мелкие вещи, как неформальные галстуки и кукол-вуудуу, но этим уж точно никто парится не станет, наверное как и я сам, слова слова.

Я типа плохой. Мне об этом напоминают каждый день, если раньше не на прямую - то сейчас я научил их выражаться конкретно. Сразу, и по делу. Вот только это не избавит их от тупости, ибо теории того факта, что я уебан, я знаю со всех ракурсов и поз. А еще у них появилось культовое слово в мое описание - похуист. Это когда тебе говорят, что надо любить и что-то делать, чтобы поняли что ты любишь, а ты с пафосной высокомерной рожей отводишь взгляд в сторону, на потолок, на них, и все с такой же рожей отвечаешь, что тебе надо поссать.

А ты типа не хорошая. Мне не нравится это слово, а еще мне не нравится твое высокомерие, в отличие от моего оно какое-то сурово наглое - лисье. Так что лучше тебе не представлять даже, что о тебе думают, ибо это как раз самое то, что в глаза не скажут, но большую часть от всего этого ты и сама знаешь, признаешь, и тебя это вполне устраивает - на что мой поклон тебе, но только на три градуса по фаренгейту - не горячо, не холодно. Хотя спец переводом для тебя, я могу сказать, что это [-16.11 °C].

­ ­­ ­­
Мазохистический плакат с подвеской из лампочек "не верь, не бойся, не проси" - в твоих руках, и детские глаза просящие хлеба в пятидесятых. А в моих то что? Суровое ничего, как и есть на самом деле. И что-то проскользнуло мимо, единица времени, непостижимая, как и прошлое - она уже недоступна физически. Я снова, снова снова тут, и если в ту ночь я смотрел на звезды, то они меня явно не видели.
- Я поеду к ней.
- Нет.
И так легко сказать, и так легко отрезать кончики ниточки так, чтобы вся работа распоролась и пошла насмарку. Не затянули мы узелки, не подшили с изнанки. А я и слова не сказал, я так и продолжал сидеть в своем ящике - никому на хуй ненужный, представляя, что делаешь ты. И я просто знал, что ты плачешь. Еще недолго пробежав глазами по последним записям в дневнике, я ушел в оффлайн - где так и остаюсь. Не в обиду о моем сумасшествие - я тебя видел, и видел, что ты делаешь. Мне уже давно грустно, грустно от того насколько я воспринимаю все в округе, насколько воспринимаю и твое " в округе". Меня раздражает, что если на определенные минуты мое восприятие меняется на позитивный лад, то его быстренько кто-то сглаживает с землей. Я ведь и тогда был вполне настроен на то, что приеду к тебе. Думал, что зайду за шампанским и тортиком, если повезет - останется денег на сентиментальный подарок. Думать мне точно никто не мешал, в отличие от действий. Что того более странно, что отпустить меня ночью погулять было куда проще, чем оставить в нормальных условиях у тебя дома. Меня это выбесило, я дурашка валялся в снегу и жрал снежинки, как после засухи в Сахаре. А потом с тяжелой артиллерией - спиртное, я иду по середки шоссе, Новый год все таки, где-то еще проскальзывают маршрутки с матюгающимеся водителями, ибо правда нужно быть придурком, чтобы идти по проезжей части. Уже второй раз так, приятные воспоминания с дня Независимости, когда полицейские оравами со своими мигалками громогласно гнали через динамики на толпы наших русских, которые шли через каменный мост по проезжей части, не давая прорваться трамваю и автобусам.

Собственно, я уже ни во что не верил. Разве что - в чудеса. Они разные у нас, в моде по случаю. На Новый год там, сама ведь знаешь. Вот только именно в волшебное время нас обламывает жестокий фактор реализма, глаза начинаю все оценивать здравомысляще. Меня тоже обломало, но я направил свои мысли в ординарный мне метод слить все эмоции - в прозу. Это как опий, такое же действие, повышая дозу все больше и больше стираешь себя со страниц настоящей жизни. Заковыристые предложения, полные оборотов, метафор и литературных приемов - которые на самом то деле нужны разве что для читабельности. Меня это бесит, бесит, что не могу по-другому. Бесит, что это и есть я. Бесит, что боли от опия ни граммом не меньше - как-то удается ее снова выдумать, достать из головы, со слезами на опухшем от этой муки лице.

­ ­­ ­­

Все сводит с ума. Я словно шел и шел к твоей квартире, представлял как вхожу в подъезд, я был там лет пять назад, и уже вовсе не помню как он выглядит - где находится. Мои ноги вычеркивают и сбивают очередной снежный ком, перерабатывая всеобщую массу в серую кашу, я отмеряю шаги до библиотеки, и голова на 180 градусов, вместе с туловищем, хотя черт побери - они на перегонки поворачиваются куда-то туда, где должно быть живешь ты. Я вспоминаю детскую игру "угадай мелодию", когда на нас ворчала твоя бабушка, а мы смеялись, сейчас бы я назвал это с крестом на лбу и с тремя шестерками на затылке "поминем шансон". То что было смешным - станет грустным с годами. То что было грустным - станет смешным. Вот где они, законы морали? Она смеется над нами. А я на нее чихал.

Смывается усмешка, но все таки смысл от того не меняется. Я представлял каждый раз, умирая, что возвращаюсь на одно и то же место. Оно где-то над нами, может быть на крыше дешевого супермаркета - срать как-то. Оттуда так легко было наблюдать за чертами любимого города, в котором осталось разве что эфемерное счастье в оковах призрака. Где же оно?! Один раз проскользнет по рукам - всю жизнь будешь гнаться, но не факт - что угонишься, не факт - что ты вообще его не выдумал. Я такой эгоист, мне постоянно кажется, что сугубо говоря тянет, тянет куда-то в твою сторону, но только не в твое общество, только не в твою иллюзию жизни. Меня тянет именно в тебя - в твою жизнь. Снова усмешка, и я нахожу в тебе что-то отчетливо настоящие, что-то такое же черно-синие как и ночное небо в твоих глазах.

Я все еще верю, как в прошлое, так и в настоящие, и готов подружится с ядерной физикой, чтобы наконец-то разъебать этот барьер раз и навсегда. И все не так, и все снова не туда - и злость, ни какая не ревность, потом безразличие, с какой иронией можно было бы отнестись к шлюхе. Больше не ловлю снег языком, больше не сопротивляюсь практически на все их слова, не отталкиваю их мужские ласки, хотя складывается чувство, что я себя тем самым пытаюсь наказать. Дыра где-то в сердце, смешная такая - наверное в виде замочной скважины. Пудра с лица начинается слезать от снега, больше не поплачешься на -20, от которого каждая клеточка моего тела приходила в нескромный экстаз. Больше не поплачешься на усталость, и на то, что февраль заметает меня снегом и пеплом. Любимая пора прошла - молчание не уйдет, теперь ему просто нет оправдания. И я потерял свой медальон - тот самый замок в виде сердца. Было больно, и до сих пор больно, тот кто найдет его - посмеется и выкинет, или будет хранить у себя, только чего он ему стоит в отличие от меня; в чьих руках еще до сих пор остается никому не отданный от этого замка ключ. Сейчас это все так глупо.

@темы: письма

---

Ты бы стопудова не поверила бы в мои слова. Не поверила бы в то, что для меня все это имело значение - и я не просто пытался быть кем-то для тебя, но я еще и хотел на самом деле быть этим - особенным, возможно даже неповторимым.

Кому это было нужно еще? Я не знаю, и никогда уже не смогу узнать. Да и нужно ли мне это? Знаешь, ты не опоздала - тот кто не спешит, вовсе не опаздывает. Тебе это тоже не нужно. Видимо, ища смысл, ты задумывалась лишь о возможном. А меня не существует.

Недавно смотрел на твои фотографии, и той, с кем у тебя сейчас все замечательно. Я не верю, что любя человека, можно настолько его ненавидеть. Я знаю - в ней осталось еще что-то. Но ей это не нужно. Или она откроет это для тебя? Ты можешь увидеть ее настоящее лицо сквозь толстую прослойку маски?

Я ее ненавижу. Мне она была слишком дорога - это на вид глупая девочка в гламурной одежке, что смеется не по делу и пищит уже громче всех остальных. Она так хочет быть кем-то, просто кем-то - и ей тяжело.

Я хотел ее проведать, хотел положить руку на ее исхудалые запястья и сказать, что я верю в нее. Верю, что все у нее будет хорошо, что я никогда не считал ее низкой. Ей больно. Мне почему-то плохо, когда я начинаю переоценивать такие банальные вещи - как неприязнь.

Я пугливый дурак, потому что никогда даже и не пытался заглянуть в ее настоящие глаза - найти в них истинные чувства. Тебе удалось? Я отрезаю ножницами лишние нитки, и открыв нижний шкафчик нахожу старые вещи - три чертовых новогодних свечки, которые я так и не подарил вам в позапрошлом году.

Эти три ангела, уже изломаны и убоги - они уже никогда не смогут принести никому той радости, на которую были рассчитаны все мои труды. Тогда все пошло на перекос. Тогда я не сказал, что хотел - и последовательно молчал все больше.

И все. "К концу дня заговорила ." С этим сволочизмом мне лучше оставаться немым. Мне подходит. Я уже не могу остановится, продолжаю игру в ненависть. Знаешь, я просто ничего не чувствую.

Но я еще несколько минут просидел над изломленными крыльями этих ангелов, а потом в сухом бессилие, возможно просто от боли, схватил их и со всей силы заметнул в стену. Меня уже никто не осудит, если я уж решился и впрямь играть эту роль.

Глазами провожаю стекающие капли по окну, вспоминаю все то, что я говорил о тебе. Знаешь, что я говорил? Я говорил, что мне плевать. Мне было всегда плевать, когда ты проходила мимо с эдак поднятой головой и не здоровалась с утра.

Мне не страшно оставаться одному. Меня это уже даже не смущает вовсе, я все равно окажусь рано или поздно в круге тех людей, которые как-то расположены ко мне. Но это будешь не ты. Ты первая ко мне никогда не подойдешь, и я не знаю - в гордости ли тут дело ..

Только мне никак не все равно, когда словно ответной волной ты оказываешься в стороне стоять у стены, и думать, когда же вернется былое время. Почему я поступаю так глупо. Почему я пытаюсь как-то тебя подбодрить?

А потом снова делать вид, что меня это не касается. Зато теперь ты снова можешь дышать, не задаваясь вопросом, когда же придется менять кислородный баллон. И я ухожу за кулисы, гримерка, костюмы - никогда их не было. Да и меня не было. Веришь? Я остался где-то там.

Если все это было, чтобы найти что-то близкое себе - я уважаю твой выбор. Но если это просто уступок - то невыносимо глупый. За такое некоторые не прощают. Хотя на самом деле не мне говорить об этом - я шушпанчик, который готов простить свою смерть. Тем более обида не за мной.

Я хотел напомнить о себе. крикнуть там к примеру - стоя у тебя за окном - " я тут". А потом задумался, ты больше не смотришь в сторону моих окон, проходя мимо. И имея шанс идти вместе, мы этим не воспользуемся.

Близость - это что-то такое нереальное и грустное. В то же время романтичное, заполняет адреналиновые бессонницы в сломанных наушниках. Я всегда хотел быть близким тебе. Но не знал, нужно ли это тебе.

Не хотел больше сухих "нет". не хотел казаться ублюдком в сияние радуги. Я им не был. Может быть хотел казаться. Я никогда не гнался сделать больно. Я просто хотел придержать при себе, а потом понимать, что слышу о себе усмешки за спиной ..

Но однако же, мы так похожи, мы обе не держим обещания. И с суровым лицом ты идешь на остановку троллейбуса, а я как бы по тихому следом иду на автобус, и делаю вид, что не успеваю за светофором.

Это все так несложно. И признать это действительно несложно. Я херею с себя, больше ни с кого. И сейчас я охерею с себя снова. Я люблю тебя. Точнее то, что я в тебе вижу. Не знаю, клиника от меня отреклась.

@темы: письма